Автор: Старушка

что акцент «Машеньки» Афиногенова сместился — видно уже из названия. Образ профессора Окаёмова укрупнился и разросся за счет хорошо вписанных пространных монологов.
Так, есть вставная сцена с газетной статьей про репрессии: Леонид Борисыч (в исполнении некоего Кирилла Рубцова) сокрушается-заламывает руки, в общем, всячески впадает в пафос в духе: «Обвинили. Потом оправдали. Стыдно, стыдно жить в такое время». Наблюдающий за этой истерикой профессор Окаёмов сухо изрекает: «Стыдно жить в такое время? Удавись». Сказал как отрезал. А потом спокойно вправляет мозги своему эмоциональному молодому коллеге, что жить надо не при каком-то строе, а на своей земле и ради своего Отечества, и кажется, что это уже говорит не персонаж, а сам Владимир Этуш делится своими взглядами на жизнь.

Разговоры о Боге и вере — также дают пьесе глубину. Интересно, что в оригинале даже есть предпосылка для такой вставки: одноклассники Машеньки придя к профессору Окаёмову среди многих вопросов, в частности, спрашивают его, что такое Крестный ход (но у Афиногенова, ясное дело, профессор на этот вопрос не отвечает, а отшучивается).

Но при том, что образ самого профессора — на высоте, в собственно перелицованной пьесе есть неувязки по сюжету и диалоги провисающие. Так, жизнелюбивой Машеньке вдруг приписали эсхатологические настроения (рационально объяснить такой поворот сюжета можно разве что тем, что действие происходит в годы ВОв). Своим предчувствием близкого конца, она изводит любящего ее деда. Ну он, конечно, в своем репертуаре — просто сплюнет и бросит в сердцах «Дура!», но потом будет такой его душевный монолог о том, что вот ему то как раз жить хочется. И опять кажется, что и персонаж так мог сказать, и сам он.

И в финале у него еще будет такой красивый монолог — когда он в мантии звездочета (спектакль заканчивается сценой новогоднего карнавала) сядет на авансцене в полупрофиль и скажет точно не помню, что -то в духе «жизнь умнее нас, живущих и мудрствующих».

Даже странно — почему у нас часто не ставят Машеньку. На примере «Окаёмовых дней» видно, что сам текст по-прежнему живой. Только надо все-таки осторожнее в сюжет внедряться. Так, в новой версии педалируется тема тостов и тостуемых:) и так затягивается, что начавшись вроде бы душевно, в итоге  приводит к тому, что профессор и особенно его ученик (все тот же многострадальный Леонид Борисыч) начинают чувствовать (а Леонид Борисыч — и вести себя) неловко, чего эта сцена уютного застолья вовсе не предполагает.

Линия Маши и ее одноклассников — убрана вовсе. Ну, в спектакле — другой акцент, понятно (все персонажи, кроме бенефицианта и Машеньки (я смотрела с Дарьей Урсуляк) — несколько картонны). А вообще если ставить эту пьесу — то в ситуации с любовным письмом Маши — очень наглядный нравственный конфликт — полезный для подростков. В «Окаёмовых» оставили только детскую влюбленность в Леонид-борисыча (здесь забавно, что роль Анны Дубровской перекликается с ее же Еленой Андреевной, только в шаржированном виде — над прописыванием диалогов второстепенных лиц в новой версии  особо не старались:) «Выдохни», — строго скажет профессор было заистерившей внучке, — и не мешай их счастью».
И Машенька — вдруг сильно выдохнет — в буквальном смысле — такая чисто туминасовская режиссура:)

Владимир Этуш хорошо играет и отказ от борьбы за внучку, когда за ней приходит мать. Такой мудрое молчание в ответ на несправедливые упреки.

В общем, это такой традиционный сеющий добро спектакль, на который можно спокойно придти с подростком.
=================================================================================================

*Туминас в этом спектакле особенно чувствуется в карнавальном наряде Машеньки (костюм Наташи Ростовой — белое платье в стиле ампир); в звуковой партитуре, когда музыка играет в самые обычные моменты, когда профессор сидит за столом и молча перебирает бумаги; и конечно, в  сценографии финала, когда на сцене празднования нового года вдруг разъезжаются в стороны глухие деревянные панели, а там — такое туминасовское пустое пространство с огромной люстрой:)