Канадский сценарист получает предложение от французской Гранд Опера написать либретто к новой постановке. Хотя ранее он ни разу не имел дела с оперой, тем более с детской, он соглашается, потому что «круто упомянуть между делом в разговоре, что ты работал в парижской Гранд Опера». Незадолго до своего отъезда от него уходит подружка, с которой он прожил вместе 16 лет. По его мнению, она как несостоявшаяся популярная певица не смогла вынести того, что его карьера шла в гору и она полностью зависела от него. В действительности, она очень хотела детей, а он нет. Он их не любит. Более того, он их боится: он не страшится угроз наркодилеров, но его до умопомрачения пугают дети.
В какой-то момент работодатель Фредерика решает, что гораздо лучше отказаться услуг канадца и заменить его американским сценаристом с Бродвея. При этом говорить Фредерику он об этом не собирается, тянет время, избегает звонков и всяческих встреч, обдумывая, как бы можно было от него отделаться и заполучить в помощь американцев. Жизнь этого человека представляет отдельную сюжетную линию. Производя внешнее впечатление успешного, сделавшего карьеру, имеющего благополучную семью мужчины, на деле он оказывается глубоко несчастным. Обманывая и используя людей на работе, сам он оказывается обманутым жизнью. Его брак – фальшивка, его жена не интересует его как женщина, впрочем женщины вообще не интересуют его, однако он пытается удержать ее для сохранения своего имиджа и статуса, в то время как она в открытую крутит роман с его другом и в конце концов сбегает с ним, забрав 10-летнюю дочь, — единственное любимое существо, к которому он по-настоящему привязан.
Жизнь Фредерика складывается не лучше. Пока он занят написанием либретто на другом континенте, уговорами англичан на участие в проекте, заботой о своей новой подопечной – собаке его друга, с которым он поменялся на время квартирами, оставшаяся в Монреале Мари обзаводится новыми отношениями – уходит к тому самому другу Дидье. А Фредерик остается без женщины, без детей, без друга, без работы. И жизнь, похоже, тоже решила уйти от него.
Техническое решение спектакля необычно с точки зрения российского театрального зрителя, хотя вроде бы при последующем осознании использованных приемов ничего сверхособенного в них нет. Основу декорации составляет пространственный экран, способный при необходимости выполнять роль титров, здания Гранд Опера, как внутри, так и снаружи, клуба, дороги, леса, города. Ряд телефонов-автоматов, ряд кабинок peep-show, ряд компьютеров в Интернет-кафе, электронные табло, женский манекен, дерево и миниатюрная повозка с деревянной лошадью. А все это вместе со светом, классической и современной музыкой производит эффект совершенно другого театра, не только в плане школы, подачи, но и уже на уровне визуализации.
Актерская манера исполнения также сильно отличается от того, к чему привык российский зритель. Бытует мнение, что наши актеры не могут выпить чашки кофе без мыслей о третьем, четвертом, пятом, шестом планах. Здесь же все проще и естественнее – это рассказ. Актер Ив Жан очень спокойно рассказывает эту сказку, так как если бы делал это сам для себя. И для тех, кто по-настоящему захочет его слушать. Зритель фактически не принимает никакого участия в происходящем. Хотя здесь надо заметить, что московская публика принимала спектакль очень тепло, и очень живо реагировала на все нюансы французского и местами английского юмора.
Это очень европейский или, вернее сказать, западный спектакль. С будничностью и откровенностью языка и тем, с политичной тревожностью. И очень человеческий – современная сказка, лучше не сказать, — как и было анонсировано зрителю. Только сказка печальная, для взрослых. За 2 с небольшим часа Лепаж успевает поговорить обо всем насущном: об усталости запада, о наступлении юга и востока, о вынужденной необходимости объединения, о социальном и моральном здоровье. Здесь есть все: отношения французов и англичан, приезжие алжирцы и марокканцы, собачьи психологи, круглосуточные peep-shows со специальными кабинками для онанизма, традиционная незыблемость пасхального выходного даже для них, наркодилеры, сексуальные меньшинства, профсоюзные забастовки, автомобильные погромы, цинизм и американизм, детские страхи и порожденные ими взрослые комплексы… И одиночество. Париж давно уже не центр мира, не город городов, а люди по-прежнему сюда стремятся, — признается Фредерик. Европейская цивилизация проходит известный виток в своем развитии и уже начинает пожинать плоды своего благоденствия.
Озарение, которое в финале спектакля приходит к герою, проснувшемуся в горящей квартире и не знающему, что лучше: «заживо сгореть или сломать шею, прыгнув с шестого этажа», — по-общечеловечески прекрасно понимается зрителем независимо от менталитета, но звучит куда глобальнее прорисованной Андерсеном в его сказках истины одной человеческой жизни:
«Людей с большими запросами и большими амбициями неминуемо настигает кара, а животные живут долго… и у них много детей».