«Лес», «Мастерская Брусникина» в ЦИМе, реж. Дмитрий Мелкин

Третьекурсники-«младобрусникинцы» пока еще пребывают отчасти в тени старших товарищей, предыдущего выпуска Дмитрия Брусникина и первого поколения оформившейся в театральную труппу мастерской, уже наработавшего десятка два (если не больше, а с моно-спектаклями считая пожалуй что выйдет больше) репертуарных названий и играющего их по самым разным площадкам. Но если «старших» я продолжаю для себя открывать постепенно (не далее как накануне посмотрел наконец «Наташину мечту» в «Практике», то «младших» полюбил скопом благодаря событийной, не имеющей аналогов и, хотелось бы надеяться, не с концами пропавшей постановке «До и после».

И у «младших» складывается свой репертуарный ассортимент, который теперь в рамках фестиваля перформансов ЦИМа пополнился новым названием. Для курса, правда, оно не очень новое — спектакль сделан еще год назад, и как я узнал, игрался в Сити, среди глыб стекла и металла, что задавало, надо полагать, совершенно иной контекст для восприятия «Леса». В нейтральном пространстве ЦИМа он смотрится одновременно и студенческим экзерсисом-тренингом (каковым «Лес», собственно, изначально возник), и неким завершенным высказыванием на определенную тему. Мне интересно рассматривать спектакль — а оснований характеризовать «Лес» именно как спектакль, не перформанс, не упражнение или что-нибудь еще — гораздо больше, чем в случае иных репертуарных названий, включая и афиши академических театров — во втором аспекте, в качестве высказывания (тренинг — дело сугубо закрытое и никого, кроме непосредственных его участников, не касающееся).

Тем не менее пообщавшись с постановщиком «Леса» (Дмитрий Мелкин себя «генетически» числит по линии Анатолия Васильева, а хореограф Мин Танака — его непосредственный учитель), я для себя уяснил точнее, почему мне не хватило в увиденном того, другого, третьего — если опус задуман как формальное упражнение, обучающий практикум, то вопросов нет. И все же я смотрел «Лес», пусть и в качестве единственного зрителя (за что отдельное спасибо продюсерам), с позиций пришедшего в театр на публичное представление, так что возникшие по ходу вопросы и сомнения актуальности для меня в связи с разъяснениями о формальном характере и учебном статусе работы не утратили.

Разложенные стволы и расставленные спиленные пни-чурбаки (строгая геометрия в глаза не бросается), сухостой на заднем плане, белые рубахи на исполнителях — в лес персонажи очевидно не за грибами пришли и не на воскресную прогулку, они аборигены, они здесь живут с рождения, иной среды не зная: не то «берендеи», не то лешие с кикиморами — девушки, во всяком случае, ведьминскими чарами владеют. Ассоциации со «Снегурочкой» и «Весной священной» при таком антураже неизбежны, и фольклорный вокал Маши Лапшиной, открывающий действие, их только усиливает. Языческую по внешним приметам архаику, христианскую на глубинном, скрытом уровне символику оформления дополняют черно-белые видеоинсталляции на экране-круге с более или менее явными аллюзиями к советской киноклассике.

Композиционно «Лес» состоит из пластических дуэтов (в некоторых случаях трио), чередующихся с общими кордебалетно-хоровыми сценами, хотя и в общих наблюдается разделение на мужскую и женскую подгруппы. Дуэты лаконичны, пожалуй что чересчур, хотелось их «развернуть», «развить», тем более что парные эпизоды, как мне показалось, выразительнее массовых сцен. При том что в отдельных случаях вторичность режиссерских «находок» коробит: черты лица, проступающие сквозь натянутый на лицо артиста кусок ткани, равно и поцелуй через яблоко — приемы, я бы сказал, «запрещенные», так давно вышедшие в тираж, что прибегать к ним, пускай они вроде бы и стилистически кстати, и по смыслу уместны, не следовало бы, но это, допустим, мелочи.

Всерьез мне не хватило в «Лесе», во-первых, откровенной сексуальности (и сексуальной откровенности), а во-вторых, инфернального начала, погружения в «хтонику», к чему заданная тема недвусмысленно располагает. По факту «Лес» оказался благостной, почти элегической зарисовкой, очень симпатичной, где артисты студенты демонстрируют превосходную пластическую подготовку (а кто-то и вкупе с вокальными данными) при органичности существования в нарочито условной, игровой стилистике, чем редко могут похвастаться и профессиональные балетные танцовщики — но без выхода на уровень метафизический, мировоззренческий.

При том что весь сквозной «сюжет» перформанса строится по принципу «М+Ж», что касается и парных номеров, и общих, взаимодействие между персонажами решено через движения до такой степени целомудренные, будто размножаются лесные обитатели посредством опыления. С одной стороны — приятно, что молодежная постановка лишена всяческой пошлости, спекуляций на телесности и т.п., и, помимо прочего, уберегает студентов от попреков старых мудаков консервативно настроенной части театральных педагогов, никого не провоцируя, ничьих «чувств» не оскорбляя, но я бы сказал, не задевая вообще никаких чувств, потому что, с другой, кому ж еще, как ни студентам на финишной прямой к выпуску, исследовать пластическими экзерсисами эти стороны бытия и человеческого, и театрального, не колченогим же орденоносцам телесность отдавать на откуп. Однако боюсь, что даже в ярком эпизоде «порубки» — парни с топорами, девушки в сплетенных из веток «гнездах»/венках и с «младенцами»/поленьями на руках, видео лесопилки и лесосплава — подтекста экологического обнаруживается больше, чем эротического.

Завершается же действо на ноте не трагической, но и не триумфальной, а скорее умиротворенно-печальной, и по содержательному наполнению все же, насколько я улавливаю, траурной — чем-то вроде «реквиема», ну или, как это на туземном, на лесном языке называется, «плача». Растянутая на шестах гигантская рубаха служит экраном для проекции огня, и картинка костра (пожара?) вызывает ассоциации с погребальным ритуалом. Подлинного, щемящего драматизма, если честно, в ней и следа нет — оплакивание остается частью игры, встроенной в формальную, математически выверенную структуру. Впрочем. сумрачный лес — для тех, кто земную жизнь прошел до половины, а ребята пока еще в начале пути.