Поход за нашим

”РУССКИЙ БЛЮЗ. ПОХОД ЗА ГРИБАМИ”, Д.Крымов, ШКОЛА ДРАМАТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА, Москва, 2015г. (8)

Хорошо было бы посмотреть спектакль в год премьеры вместе с «Северной Одиссеей» и «Кому на Руси жить хорошо», три московские театральные премьеры 2015 года объединяются в трилогию. Непрямой, небуквальный, но очень быстрый, точный и содержательный ответ на КрымНаш. Общество изменилось, выстроилось, проявилось и театр не остался в стороне, всмотрелся в проявившееся, высказался про «наше» и тем самым тоже оказался «наш». РАМТ-наш, ГогольЦентр-наш и Крымов-наш.

Дмитрий Крымов во многих своих постановках (почти во всех) слагает своего рода «Песню о Родине» (если понимать это слово расширительно, не только страна/народ, но и собственное детство, Пушкин, цирк, театр, а для человека театрального Родина это пьесы Чехова). И вот он спел еще одну. На это раз прямо про страну/народ. Но спектакль получился непрямой, пожалуй, самый непрямой из крымовских. Казалось бы очень легкий, совершенно разомкнутый, поверхностный. Далеко в ЗаМКАДье он поначалу не углубляется — на электричке от Ховрино до Новоподрезково. Много игры, сценок, этюдов, юмора, простодушных чудес вроде подводной лодки из картонок, явных нелепостей вроде водолазного компаса, который надо поливать соленой водой, или «русского блюза» (сапоги всмятку, танго вприсядку). И среди всего этого пестрого, картонного разрозненные кусочки скреп – пафос музыки Шостаковича, голос Юрия Левитана и голос Клары Румяновой, встреча выпускников-лицеистов, два сантехника, буква «Щ» (самая русская буква, самая наша).

Отдельные театральные буквы произнесены четко, а в слова не складываются. Театральное косноязычие из-за того что боишься фальши, общих мест (и пафосных общих мест «песен о Родине» и еще больше иронических общих мест «песен о Родинке»). Слова истрепались, слова врут, поэтому они демонстративно выведены за скобки (за скобку наушника), отданы болтливому комментатору в будке. И фактурная Оксана Мысина пару раз появляется, но ничего существенного не говорит, задействована только ее фигура («коня на скаку остановит» — полный антипод Евгении Добровольской из «Кому на Руси»).

Не врут только последние слова, слова смертного часа, но их в спектакле не произносят, только указывают на них (когда звучит фрагмент «Семи последних слов» Гайдна). Что там было в записке подводника? В спектакле записки нет, только банка с грибами.

Не врут также самые первые слова, крик потерявшегося ребенка

Скорей до земли я добраться хочу,
Я здесь, я приехал, я ей закричу,
Я маме своей закричу.
Пусть мама услышит, пусть мама придёт,
Пусть мама меня непременно найдёт,
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети.

Но здесь правда даже не в словах «непременно-непременно», «не бывает, не бывает», а в интонации ребенка, Причастного Тайнам.

И только высоко кувыркается картонный клоун.