«Байки о лисе, утенке и Балде» С.Прокофьева, И.Стравинского, А.Праведникова в Большом театре

Солисты (сопрано Ирина Костина в «Гадком утенке» Прокофьева, меццо Евгения Сегенюк в «Балде», мужской квартет в «Байке про лису» Стравинского — Максим Пастер, Олег Цыбулько и др.), оркестр и во второй, праведниковской части, хор располагаются позади партерных кресел, там, где обычно в Бетховенском зале ставят стулья для приглашенных, позади пластикового бортика, или непосредственно перед ним. А на импровизированной сцене, на фоне расписной в духе лубка ширмы, разыгрывает пластическое действо миманс. В «Гадком утенке» использованы тростевые и колесные куклы, хотя главный герой — Иван Матвийчук — пантомимически остро обозначает свою «инакость».»Байка про лису, петуха, кота да барана» решена в чистой пантомиме, с беготней шести исполнителей (один на каждого заглавного персонажа и еще двое управляются с огромным лисьим хвостом) по лестницам между рядами кресел, кувырканиями и кучей-малой. Все персонажи, а также и дирижер Антон Гришанин до антракта — в нарочито аляповатых, «наивных» скоморошьих костюмах, с нарисованным румянцем на щеках.

Не уверен, что можно было бы решить театральными средствами опусы Прокофьева и Стравинского иначе, но важнее, что не уверен, нужно ли было бы. «Гадкий утенок» и у Андерсена — трагическая притча, молодым Прокофьевым драматизм образа еще более усилен. Хотя что касается Стравинского — его «Байку про лесу, петуха, кота да барана» в числе прочих миниатюр использовал Робер Лепаж в своем музыкальном перформансе, и тоже я бы не сказал, что с блестящим результатом.

Но Дмитрий Белянушкин в любом случае не Лепаж, и ничего лучше балагана не придумал. Балаган — это не хорошо и не плохо, это определенный формат, иногда уместный, чаще не очень, в отношении той же «Байки» Стравинского пожалуй что и приемлемый, ну во всяком случае теоретически. Но помимо всего прочего, «Байки» Белянушкина — это «детский» спектакль, а так вышло, что за два дня для меня он стал третьим «детским» утренником, и на всех трех, между прочим, были дети. На фига дитям Стравинский с Прокофьевым — тема отдельная, тем более, что дети же не сами ходят, их приводят родители, а те ведут себя намного безобразнее своих чад, что, впрочем, немудрено: их ведь тоже в свое время примерно так же «приобщили» к театру, к музыке, к опере — теперь они передают эстафету культурных традиций, сами с детства зная, как это увлекательно, весело — поговорить вслух под Прокофьева, похлопать Стравинскому в такт, ну а чем лучше всего заняться на Праведникове, я даже не берусь предполагать, фантазия мне отказывает. Да и то сказать: на сцене разворачивается аниматорское мероприятие с участием артистов, которые даже не поют, певцы и музыканты где-то далеко за спиной в темноте — ставка здесь определенно сделана не на самодостаточность музыкального материала, сколь ни значительного.

Как ни странно, при таком раскладе в выигрыше рядом с Прокофьевым и Стравинским оказывается Александр Праведников — его композиторский замысел, театрально воплощенный в том же эстетическом ключе, что и первая часть представления, наиболее адекватен постановке (к сожалению, не приходится говорить о том, насколько постановка адекватна чему-либо: гвоздь программы — радиоуправляемый заяц). Кроме того, учитывая внешние обстоятельства, сюжет Пушкина, оригинальный, а не одобренный православными фейк-вариант с купцом, реализованный к тому же не мегазвездой мировой режиссуры Бобом Уилсоном, как в спектакле Театра Наций, а с опорой, так сказать, целиком на собственные силы, сегодня сам по себе звучит громко и, ну так уж вышло, хотели или нет авторы спектакля, смело, при том что от греха подальше на попе (поп, как и попадья — огромная кукольная фигура, «стремянкой» надетая на артиста) буквально креста нет, как и в версии Уилсона, кстати.

Праведников творчески, талантливо наследует одновременно и достижениям Стравинского, и опыту своих непосредственных предшественников, советских композиторов второго (и далее) ряда. Его музыка, пронизывающая всю структуру представления, а во втором отделении, посвященном «Сказке о попе и работнике его Балде», выходящая на первый план, совсем неплоха, симпатична в своем роде, и интересно придумана. «Балда» Праведникова написан для фортепиано (за роялем автор), балалайки, женского хора и солирующего — от лица Балды — низкого женского голоса. Меццо-сопрано Евгении Сегенюк звучало великолепно и своей мощью перекрывало даже шепоты и крики детей вместе с родителями; а на сцене отлично сработал артист миманса в роли Балды Анатолий Стрижак — я еще подумал, вот его бы в Театр Наций вместо Новина (в смысле — Уилсону, а не Миронову).

Но так или иначе при обсуждении подобных проектов (а не только данного конкретного спектакля), минуя проблему целеполагания, отмечать частные художественные достижения или просчеты бессмысленно. В и без того небедном списке «куда пойти с ребенком на выходных» появился еще один заманчивый пункт, а тот факт, что постановка осуществлена в прямом и переносном смысле под крышей Большого театра, идет в его историческом здании, придает ей особый статус. Вместе с тем для меня остался открытым вопрос, и отнюдь не риторический: чем отличался бы по художественному качестве спектакль, будь он поставлен силами не Большого, а, условно говоря, театра на Басманной? или если б музыка Прокофьева со Стравинским звучала бы на фонограмме? или не звучала бы вовсе?