«Улыбнись нам, Господи» Г.Кановичюса в театре им. Е.Вахтангова, реж. Римас Туминас

Признаюсь честно — у меня были сомнения: ну, еще одна пьеса на т.н. «еврейскую тему»… Хотя что такое эта самая «тема»? В театре им. Маяковского, например, за последние годы вышло два спектакля не ту же «тему», но «На чемоданах» Левина в постановке Коручекова (Сашу я, кстати, встретил в театре Вахтангова) и недавний «Бердичев» Горенштейна — несравнимые же, ни в чем не похожие вещи! Или додинская инсценировка «Жизни и судьбы» Гроссмана — какая там «тема»? Вроде бы «еврейская», а вроде бы и нет. Я уж не говорю про необъяснимую востребованность бездарных пьес Улицкой, не вспоминаю про «Черную уздечку белой кобылицы» Шерлинга в Сатире, тем более про балет «Леа» в Большом. И все-таки — да, я сомневался, хотя и надеялся. Но даже надеясь, не ожидал увидеть подобный спектакль. Туминас, что совсем удивительно, не пытается радикально поломать «ожидания» (не у меня ведь одного, наверное, сложился некий стереотип «еврейской пьесы» в современном русскоязычном театре, да не только современном и необязательно русскоязычном). А где-то и наоборот, подбрасывает: еврейский анекдот — пожалуйста, три кряду; еврейский оркестр — и скрипки наяривают… Но в то время как т.н. «еврейская пьеса» (если под таковой понимать что-нибудь типа «Мой внук Вениамин» или тот же «Бердичев») предполагает, более того, настоятельно требует узко-национальную тематику сначала окарикатурить, гиперболизировать, а уж потом преподносить как универсальную, в спектакле Туминаса (русскоязычной версии инсценировки, которую Римас двадцать лет назад уже осуществил на Родине, в Вильнюсском Малом драматическом театре) нет ничего, что сводилось бы к «узко-национальному», тем более к «узко-национально-еврейскому». При том что главные герои — евреи. Страдающие, неприкаянные, гонимые — в опасном мире, полном разнообразных врагов: от пожаров и волков до нацизма и русского православного империализма. Но оказывается — неужели? — это враги не только еврейского, а любого другого народа.

Сюжетообразующий мотив спектакля — дорога, а точнее, путь: в символическом плане — понятно, жизненный путь; в конкретном — путь в Вильнюс, «литовский Иерусалим». Надо сказать, что литовский антураж, как и еврейский, у Туминаса не педалируется и тем более, надо отдать ему должное, не окарикатуривается, а гротеск, присущий его режиссерской манере, служит универсальным ключом — в «Улыбнись нам Господи» — так же, как в «Ревизоре», «Дяде Ване», «Маскараде» и «Евгении Онегине». В пути мы застаем несколько евреев, каждый со своей бедой — кто-то погорел, у кого-то русские отняли сына за его революционную деятельность. Пронзительный момент: евреи встречают на своем пути отправляющихся в ссылку литовцев под русским конвоем, и от литовца слышат, как он завидует им, что они, евреи, остаются на его земле, а он свою землю, может быть, никогда уже и не увидит… Точно так же универсально и узнаваемо пространство спектакля, выстроенное Адомасом Яцовскисом: в центре — аккуратно выстроенное нагромождение комодов и шкафов, обозначающее повозку, временный дом персонажей, находящихся в дороге («анти-дом», подчеркивающий «бездомье», если пользоваться терминологией Лотмана, чья жизнь тесно связана с Прибалтикой); задник — щербатый забор, готовый обернуться ветхозаветной лестницей на небо; а справа — потертый фасад с заколоченными дверью, и что это за врата, становится ясно ближе к финалу, когда, сорвав доски, на свет из распахнутых створок идет умерший Розенталь, герой Виктора Сухорукова. Если «Улыбнись нам, Господи» Туминаса — это «еврейский спектакль», тогда и «Книга Иова» Някрошюса — тоже «еврейский спектакль».

Правда, Някрошюс в «Иове» уходит в чистую абстракцию, в абсолютную метафизику. Тогда как в постановке Туминаса, при замахе на космический масштаб, остается место и для частных человеческих историй (последний раз подобное случалось, кажется, на «Скрипке Ротшильда» Гинкаса, хотя нет, еще однажды, на «Ничья длится мгновение» Карбаускиса), а следовательно — и простор для актерского сотворчества. Разбрасываться эпитетами в превосходных степенях по адресу вахтанговского ансамбля — лишний труд, но помимо основного «квартета» исполнителей — Сергей Маковецкий, Виктор Сухоруков, Евгений Князев, Виктор Добронравов — и «примкнувшего» к ним на «пути» Григория Антипенко (для его героя Вильнюс — еще не Иерусалим, он взыскует настоящего Иерусалима и туда, в Палестину, стремится) — замечательно пластична Юлия Рутберг и вся молодежь. Чтоб не утонуть в молоке и меде, я бы только насчет финала позволил себе замечание, что появление «дезинфекторов» в масках и капюшонах с пульверизаторами, обрызгивающих евреев и их скарб, меня до какой-то степени покоробило — по-моему, этот ход, с одной стороны, чересчур очевидный и банальный, а с другой, коль скоро я начал с «темы» — совсем не в тему.